Самое
интересное,
самое
невероятное
и
непредсказуемое
в этом мире -
это сама
жизнь. Если бы
кто-нибудь
сказал мне
шесть лет
назад, что со
мной будет,
каких людей я
встречу и как
изменится
моя жизнь, я
бы просто не
поверила и
сочла бы это
издевательством.
Между тем, это
так. И когда я
опять
начинаю
искать смысл
жизни и
сокрушаться,
что жить
вроде не за
чем, ко мне
приходит
странная
мысль – жить
стоит хотя бы
из интереса:
что будет
дальше?
Открывая
свой сайт в
интернете из
чисто
спортивного
интереса, я
никогда не
думала, что он
привлечет
интересных
людей,
которые так
или иначе
войдут в мою
жизнь. Я не
могла
предположить,
что его будут
находить в
серчерах, что
он внезапно
закроется и
замолкнет.
Точно
так же,
вступая на
путь
преподавателя,
я не могла
себе
представить,
что начну
играть роль в
жизни своих
студентов.
Утро
накануне
маминого дня
рождения. Я
стояла у
плиты, когда
папа принес
телефон.
-
Меня?
– спросила я.
-
Если
ты Софья
Владимировна...,
- шутливо
сказал папа.
В трубке
послышался
глубокий
мужской
голос.
-
Софья
Владимировна?
Простите
пожалуйста,
это Вас
беспокоит
академик
Виноградов,
отец Димы
Виноградова,
если Вы
помните.
-
Да-да,
- сказала я.
-
Дело
в том, что
Дима очень
болен. У него
психическое
расстройство.
Он, как и вся
наша семья,
стал жертвой
лекарства....
Я плохо
помню, что
дальше
говорил отец
Димы.
Название
каких-то
лекарств,
вызывающих
галлюцинации
вплоть до
самоубийства.
-
Простите,
пожалуйста,
что я Вас
беспокою.
Просто Дима
очень часто о
Вас говорил, и
английский
-
единственный
предмет,
которым он
интересовался
в институте,
ни за что не
хотел
пропускать.
Поэтому
Ваше мнение
очень для
меня важно.
Как Вы
считаете, у него
были какие-то
отклонения?
Вы заметили
что-то
странное?
Я
сейчас
вспоминаю
Диму по-особенному.
Я теперь знаю
больше, чем
тогда. Вместе
с тем, я по-прежнему
ничего не
знаю. Я знаю
преступно
мало. Только
теперь я
пытаюсь
собрать
скудно
рассыпанные
в моей памяти
детали его
поведения,
его слова,
реакции,
вопросы,
улыбки,
реплики.
Он
пришел ко мне
из другой
группы и
сказал: «Вы не
будете
возражать,
если я к Вам
перейду?» . Я не
возражала.
Впрочем, мне
было
интересно,
почему. Он
сказал сам: «По
причинам
неуспеваемости
в восьмой
группе. Мне не
нравится там».
«Почему Вы
уверены, что
Вам
понравится
здесь?» -
кокетливо
спросила я. Он
загадочно
улыбнулся и
твердо
сказал: «Понравится.»
По молодости лет мне это льстило. Ко мне переходят студенты из других групп.
Он
очень
заинтересовался
предметом. Он
как все
ленился, но на
уроке
большей
частью
слушал и с
готовностью
участвовал в
обсуждениях,
пытался
выразить
свои мысли,
зачастую
оригинальные.
Он
любил просто
общаться: на
перемене,
после урока.
От него
самого я
узнала, что он
живет в
другом
городе, ездит
в институт на
машине и
подвозит
сестру,
которая
учится на
соседнем
факультете.
Предметы его
не
интересовали.
Он учился,
потому что
должен был. Я
пытаюсь
вспомнить,
что он мне
ответил на
вопрос, что он
будет делать
после
института, но
помню только
свой вопрос.
От
коллег я
узнала, что
его отец –
видный
научный
деятель,
академик.
Поведение
Димы
соответствовало
этому вполне
–
интеллигентный,
воспитанный.
Мне
казалось, он
меня
понимает
больше, чем
другие
студенты.
Один раз Дима
спросил:
-
Как
Вам нравится
работать с
этой группой?
Он не сказал «нашей».
Из
педагогических
соображений
я сказала, что
группа
хорошая. Хотя
у меня было
очень
противоречивое
восприятие
этой группы.
-
Вам,
наверное,
неинтересно
преподавать
в такой
группе? –
продолжал он
настойчиво,
хорошо зная
ее мужской
состав.
Я
не помню, что
точно я
ответила, но
смысл был
таков: наши
студенты как
дети – самые
хорошие.
Он
не спорил, но
в глубине
души знал, что
он прав.
Это
Дима настоял,
чтобы одно
занятие
весной мы
провели на
улице.
Стояла
жара, но
зелень была
еще в самом
нежном
возрасте, в
воздухе
носилось
весеннее
безумие. Нам
всем
хотелось
немного
подурачиться,
побезумствовать.
Первый раз на
предложение
Димы я
отреагировала
шутливо,
потому что мы
писали
контрольную.
На следующее
занятие
пришло всего
пять человек.
Дима опоздал
и долго
извинялся –
что-то
случилось с
его машиной.
На
следующей
паре должно
было быть
обсуждение
деловой
ситуации.
Дима
напомнил о
занятии на
воздухе. Ему
хотелось
вырваться,
подышать
воздухом и
пообщаться. И
вскоре мы
уютно
устроились
под высокой
елью, пугая
прохожих
английской
речью.
Впрочем, Дима
был не в
настроении.
Со своей
ролью он
тогда не
справился. Мы
вместе шли до
остановки, я
попыталась
его ободрить.
Ему было
тоскливо.
Он
предложил
подвезти
меня до
другого
здания, как
предлагал
уже много раз,
но нам всегда
оказывалось
не по пути.
Дима
сдал зачет. Он
хорошо
отвечал, мне
приятно было
поставить
ему отметку. Я
пожелала ему
успехов. Он
спросил: «Вы у
нас будете
вести в
будущем году?»
Я
ответила, что
нет. Он
пробормотал
что-то вроде «жаль».
Я
была очень
тронута, до
него об этом
же меня
спросили еще
две девочки
из группы.
Я
дала им всем
свой телефон
и сказала, что
если у них
когда-нибудь
возникнут
вопросы или
потребуется
моя помощь, я
буду всегда
рада. Дима
бережно
записал мой
телефон.
У
меня перед
глазами было
его лицо,
тогда, после
занятия на
улице.
Грустный,
неприкаянный,
не нашедший
себя,
противоречивый,
тонкий Дима
Виноградов.
Почему,
почему я не
поговорила с
ним больше?
Почему мы
всегда куда-то
спешим и
боимся
уделить кому-то
слишком
много
внимания?
Неужели
внимания бывает
слишком
много?
Мне
надо было
отвечать
отцу Димы.
Впрочем, он
говорил без
остановки,
перескакивая
с одного на
другое.
Тетрадки
Димы, он
толковый
парень,
только
ленивый, и
факультет
ему не
нравится. У
него было
трудное
детство. Его
воспитывали
как принца,
понимаете?
Его мать
умерла при
родах. Его
украли в
детстве.
На
меня лился
поток
безумной
информации. Я
не знаю,
сколько в
этом было
правды. Это
было похоже
на бред
сумасшедшего.
Принц, Маугли,
умершая мать,
украденный
ребенок,
знатные
предки... Это
говорил мне
по телефону
академик
Виноградов.
Я
сказала ему
то, что знала –
Дима вел себя
совершенно
нормально. Он
был хорошим,
общительным
студентом.
Мне очень
жаль.
Я
даже не
передала
Диме привет, я
была
настолько
растеряна,
что не знала,
что сказать.
Мне
стало так
тоскливо. Это
был второй
человек в
моей жизни,
который
после
второго
курса
института
попадал в
психиатрическую
лечебницу. Я
сама в этом
возрасте
была на грани
глубокого
психологического
срыва.
Я
не
сомневаюсь,
что академик
Виноградов
сделает все
возможное,
чтобы
вылечить
сына. У меня
осталась
только
слабая
надежда, что
Дима мне
когда-нибудь
позвонит.
По
иронии
судьбы я буду
опять вести
занятия в той
же группе. Уже
без Димы.
(имена по понятным причинам изменены, все совпадения считать случайностью)